Contra spem spero.
И ещё немного о воздухе и электричестве вокруг.
Как становятся героями?
На чьей стороне рок столетия?
Мы думали – войн нет, в наше-то тысячелетие.
Мы думали – с нами судьба,
С нами её голубая птица,
И уже через года – сквозь года кто-то дойдёт до бессмертия.
По ступенькам весны. Раненный
в сердце. Чувством убитый – бессердечный, бесчувственный,
Но неутомимо, без устали.
Поднимается тот, кого не назову я
героем – социального романа,
Только жертвой злого обмана.
Он идёт по ступеням – как из тумана,
К дверям забытого храма.
И оружье в руках, и медаль – кучей хлама
Золотистою летной в цветах неизвестного флага
Ноги вяжет ему: «Не ходи, не борись».
В центре храма стоит монитор,
Кто мог б подумать – храм богов и такой позор,
И когда подойдёт наш герой,
Там зажжется свет миллионного кубка.
И окутав уставший дозор, сам туман в ухо скажет: «Включай».
Миг – в руках не ружьё-автомат, а пульт,
И вместо курка – «Включай!»
Монитор. Пара помех, какой-то канал.
Милая дамочка, приоткрывая журнал, говорит:
«На Канарах жара. Ну, собирайтесь, пора».
Тихий щелчок. Тише – другой канал.
Чей-то в руинах дом, кто-то кого-то звал.
Толпы людей, в тёмном огне глаза.
Дрожью по коже – слишком знакомый вал.
Немилосердный звон, а в руках – война.
С криком встряхнешь, глянешь – опять она.
Голову вверх – в экране стреляют в снег.
Красный снег. И не преборов себя опуститься в бег.
Чтобы споткнуться, упасть и в сухих глазах,
Увидеть то, что нельзя сказать.
Пусть наш герой присядет, обняв себя,
Медаль, зазвенев, раскроет пасть, как змея,
И голос безликий ведущей, будто смеясь
С канала другого: «А на Канарах жара…»
Как становятся героями?
На чьей стороне рок столетия?
Мы думали – войн нет, в наше-то тысячелетие.
Мы думали – с нами судьба,
С нами её голубая птица,
И уже через года – сквозь года кто-то дойдёт до бессмертия.
По ступенькам весны. Раненный
в сердце. Чувством убитый – бессердечный, бесчувственный,
Но неутомимо, без устали.
Поднимается тот, кого не назову я
героем – социального романа,
Только жертвой злого обмана.
Он идёт по ступеням – как из тумана,
К дверям забытого храма.
И оружье в руках, и медаль – кучей хлама
Золотистою летной в цветах неизвестного флага
Ноги вяжет ему: «Не ходи, не борись».
В центре храма стоит монитор,
Кто мог б подумать – храм богов и такой позор,
И когда подойдёт наш герой,
Там зажжется свет миллионного кубка.
И окутав уставший дозор, сам туман в ухо скажет: «Включай».
Миг – в руках не ружьё-автомат, а пульт,
И вместо курка – «Включай!»
Монитор. Пара помех, какой-то канал.
Милая дамочка, приоткрывая журнал, говорит:
«На Канарах жара. Ну, собирайтесь, пора».
Тихий щелчок. Тише – другой канал.
Чей-то в руинах дом, кто-то кого-то звал.
Толпы людей, в тёмном огне глаза.
Дрожью по коже – слишком знакомый вал.
Немилосердный звон, а в руках – война.
С криком встряхнешь, глянешь – опять она.
Голову вверх – в экране стреляют в снег.
Красный снег. И не преборов себя опуститься в бег.
Чтобы споткнуться, упасть и в сухих глазах,
Увидеть то, что нельзя сказать.
Пусть наш герой присядет, обняв себя,
Медаль, зазвенев, раскроет пасть, как змея,
И голос безликий ведущей, будто смеясь
С канала другого: «А на Канарах жара…»
